6. Наследие. Попытка диагностики.

Прослушать или скачать Sweet Action бесплатно на Простоплеер

Добротная серия. После предыдущей, конечно, бледновата, но на все шоу юбилейных тортов не напасешься.

Зато она зрителей успокоила. Фоновое семейство, в отличие от давешних юных фанаток, отвратно до карикатурности, особенно дамы, заподозрить в них намек на почтенную аудиторию нет никакой возможности, вот и хвала Чаку, вот и хорошо.

Принятое Винтами решение вернуться в охоту особо на их бытие не повлияло, ибо на земле мир и в человецех благоволение – впервые такое длительное затишье в СПН. Вызов пришел от давно покойного Бобби и недавно покойной Банни, оставивших братьям в наследство некий секретик. Из прошлого, конечно, стоило ждать призрака. Может быть, даже двух. Пару духов-убийц. Надо же и неживым как-то поддерживать семейные узы, мрачно пошутил Дин.

Но секретик был еще живой, себе и другим на беду.

Шифтерицу жаль. У нее и впрямь мог быть выбор, ее племя, по крайней мере, не нуждается в человечине физиологически. Может быть, поэтому охота на шифтера – такая редкость. К тому же эти ребята самые эмпатичные из всех монстров, они буквальным образом влезают в чужую кожу и впитывают через нее чужие личности, в том их существование состоит.   

Но Оливии впитывать было особо некого. Свою недолгую жизнь она провела за книжным шкафом в обществе старой рухляди, из живых видела только маму, отчима и дворецкого, и то были три источника ее знаний о мире и ориентиров для формирующейся личности.

Мама ее слишком любила, а отчим слишком ненавидел соперника, чтобы отдать кроху родному папе, и призванный Бобби решил проблему, аки Соломон: отца в расход, дите в чулан. Пусть наслаждается жизнью и помнит его доброту.

Не дивно, что Оливия Бобби ненавидела. Если уж топить котят, то хоть слепыми.

Дивно, что ненависти избежала Банни, завещавшая Сингеру ключик от узилища, то есть, по факту, казнь уже очень большого и все сознающего котенка. Ясно было, что Бобби Оливию не сможет взять на поруки и не вправе отпустить. Но, может быть, Банни об этом просто не думала. Она никак не могла потерять доченьку при жизни, пусть доченька поживет пока за шкафом, а когда маме будет уже все равно – она отдаст доченьке все свое имущество, кроме ключика, и пусть приходит дядя охотник и делает свою работу.  

На эдакой родительской любви и выросло то, что выросло. Вполне безумное, смертоносное, уже вряд ли подлежащее переделке создание теперь тоже хотело только убивать, пока не убьют ее саму. Другим хотениям в ней неоткуда было взяться. Другого пути самореализации ей не оставили. Весь мир ненавидел ее мамочку, и весь мир ненавидел ее саму, и Оливия не знала, что бывает по-другому, а переучиваться ей поздно. Она, как и Таша, ушла во Тьму слишком далеко.

Винты здесь отработали справненько, оперативно обменивались информацией, четко делили обязанности. Дин на сей раз категорически уклонялся от общения с дамами. Сэму, неделю назад избегавшему юных леди, пришлось в интересах дела заигрывать со стареющими кокотками. Волшебство субъективного взгляда: недавно зачисленные школьницами в старцы, теперь братья обернулись соблазнительными молодыми красавцами. А позже и геями-убийцами – ибо как еще объяснить, что они не нырнули с разбегу в столь завидные постели и что с их появлением в особняке пошли умножаться трупы.

Совсем не фикрайтерский обоснуй, просто случайное сходство. Уж такого в благородном фандомном семействе, отнюдь не изъеденном взаимной ненавистью и завистью, просто не может быть. Честно-честно.

Зато Банни и Лэнс были отомщены за черное подозрение.

Оливия охотников переигрывала. Не вздумай она выступить напоследок с разоблачением – Чак весть, сколько еще они бегали бы по фамильному гнезду, набитому дешевыми подделками вместо настоящих драгоценностей, материальных и духовных.

Только Дэш, единственный уцелевший мужчина в роду Лакруа, внушает определенные надежды. Достаточно умный, чтобы видеть вещи в истинном свете. Достаточно честный, чтобы называть кошку кошкой. Достаточно храбрый, чтобы вступиться за остатки пусть ненавистной, но родни. Достаточно справедливый, чтобы благодарить героев и желать им заслуженной славы.

Однако славу ему пришлось взять на себя – по очень настоятельной просьбе Дина. Интересно, как студент Гарварда и охотник на фазанов объяснит копам целую обойму серебряных пуль в трупе спятившей горничной.

Главный вопрос серии задал Сэм.

Что это было? Вот то зависание Дина в момент убийства, когда он сосредоточенно, будто в тире, без признаков гнева или кайфа жал и жал на курок, и глаза его были укрыты тенью ресниц, а может, какой-то иной тенью.

Наверное, так же, сведя брови от усердия, шестилетний Дин палил по бутылочкам.

Есть прецеденты посвежее. Когда Дин убивал Абадон. И когда Сэм убивал Джейка. Но у Сэма к конкуренту были глубоко личные претензии, они делили наследство крестного отца, а что делить Дину с Оливией – наследство какотца, оно же ключ от тюрьмы, где течет их ненормальная жизнь?

Не нужен Дину этот ключ. Пусть будет у Дэша, авось пригодится. Тюрьма давно отперта, и то, что из нее вышло, для нормальной жизни не годится. Освобожденное бессознательное сбрендило бесповоротно, хоть жалей его, хоть нет. Так же настойчиво Дин мог бы расстреливать некую недооформившуюся мысль, отбракованную на стадии внутриутробного развития.

Сэм грешит на Метку или остаточный демонизм. Имеет резон: единожды проявившись, Тень просто так не исчезнет, но может спрятаться до поры. Ему ли не знать.

Дин отмахивается: дело не в этом. И тоже имеет резон. Как раз в демоническую пору таких зависаний за ним не водилось. Может, он просто упражнялся в меткости. Может, убивая впервые после перерыва, хотел быть уверенным, что все сделал правильно. И вообще, какого черта он должен Сэму что-то объяснять. Много ли Сэм объяснял Дину, уползая раз за разом в свои заросшие репейником сады?

Давайте лучше слушать старого доброго Боба Сигера с его "Перекати-полем". О том, как богатеет душа лирического героя случайными встречами на бессмысленном его пути. Вот, например, встреча с Лакруа и Оливией обогатила Дина сказочно. Спасибо, Бобби Сингер.

Кажется, его этот срыв, как бы сказать поточнее, смущает. А Сэма – пугает. И правильно, симптом страшноватый. Неясно только, симптом чего.

Персеверация часто сопутствует куче тяжелых психоорганических патологий.

Но у Дина явно не кататония, не шизофрения, не эпилепсия.

Такое же запаздывание стоп-сигнала бывает и в куда более легких или пограничных случаях, скажем, от стресса или недосыпа. Или при невротических расстройствах.

Взять, к примеру, невроз навязчивых состояний.

Пусть даже - одного состояния.

Допустим, убийства.

В любых проявлениях Дин сейчас – цветущая адекватность. Кроме этого пункта. Впрочем, смотря что считать адекватностью. Если – умение быстро и четко превращать живое в мертвое, то Дин все еще по этой части дока, только об экономии боеприпасов стал забывать. Видимо, тут Коул таки лучше.

Эк все нынче вертится вокруг упоения смертельной героикой: Коул, Таша, Каллиопа. И восходит линия, конечно, к Каину, отцу всех убийств. Назад, значит, на дорогу, спасать-истреблять. Что там Кроули говорил о смерти-наркотике? А годом раньше он же называл  главной проблемой Дина лютую самоненависть. Как соотносятся эти диагнозы между собой и с Меткой, а заодно с БАР, СЭВ, ОКР, и вообще не многовато ли страшных слов на одного Динку?

Но и доктор Эрика не скупилась на диагнозы.

Поскольку нам в этом сезоне обещана глубинная раскопка, есть смысл попытаться оценить нынешнее состояние Дина. Пока не началось (с).

*****

Моему профанному взгляду весь список диагнозов видится динамически цельным адаптационным комплексом.

БАР – конституциональная болезнь, по сути, циклотимия с огромной амплитудой, на одном полюсе которой – ад депрессии, а на другом – рай маниакальной любви к себе и веры в себя. В случае Дина ад всегда к его услугам, но рай недостижим в принципе, его персональный потолок – приходы смешанного типа: гипомания, чаще продуктивная, окрашенная отчетливо тревожным и/или самоедским аффектом, как 3-й сезон или дивный прожект закрытия ада. Интересно, что и настоящие мании психотического уровня у него бывают – но исключительно во "внутренних" пространствах, как ад или чистилище, где Дин может наконец позволить в свое удовольствие выплеск агрессии, ибо невинных и вообще реальных Других там просто нет. Эдакий воображаемый психоз, исследование гипотетических глубин своей мерзости, на время которого Дин изолирует себя от мира живых, дабы никому не навредить.  

Сверхтяжелая депрессия, впрочем, тоже может травмировать окружающих и тоже подлежит изоляции, по мнению Дина.

Уход в изоляцию в этих случаях тождественен умиранию, т. е. инициации, и такие псевдо-психотические эпизоды всегда приносят некую психологическую пользу в результате: самопознание, высвобождение и "очистку" энергий за счет разрушения старых когнитивно-поведенческих стереотипов, таких, как жестко фиксированные роли "жертвы" и "палача" или "черно-белое" восприятие внутренних "монстров"-инстинктов.  

В истории болезни Дина уйма интересных и важных деталей, но в целом можно выделить главное: течение болезни прогрессивное, амплитуда аффективного маятника уменьшается от эпизода к эпизоду, приближаясь к сбалансированному "качанию" настроений, которое у здорового циклоида (в том числе у Дина в ремиссии) выполняет адаптивную функцию, регулируя подачу энергии сообразно реальным надобностям. Проявляется и усиливается структура Эго,  роль которой в стабилизации пациента трудно переоценить. Постепенно интегрируются и другие личностные структуры и качества, проходя надлежащее "редактирование" (перестройки в Аду и на Небесах, замена Бобби на Гарта и Фрэнка на Чарли etc.). Не все, конечно, идет быстро и гладко, но все же идет, даже великий сверхценный путаник – пернатая мораль – через пень-колоду приближается к каким-то простым земным истинам.

Теперь на первый план выходят экзистенциальные вопросы, на которые Дин ответил давным-давно, "сердцем", и ответил неправильно.

Тут-то Дина и ждет товарищ невроз – следствие осознания этой неправильности и неспособности ее исправить. "Устал ошибаться, болею от ошибок" – вот точный диагноз в его собственной формулировке.

С легкой руки Юнга неврозы считаются болезнью чуть ли не аристократической, присущей людям "высшего типа", чьей природе нестерпимо вечное пребывание в "несвойственной для них тупости" искусственно ограниченного по неким причинам существования. Эта обширная группа расстройств – даже не поломки адаптации, а сигналы о о таких поломках, SOS из бессознательного к сознанию. За эту указующую функцию, за позыв к освобождению энергии, зажатой кривыми адаптационными ходами, Юнг и ценил неврозы, видя в них несомненно прогрессивную возможность к обнаружению и устранению неполадок.

Правда, большинство "высших людей" принимает за неполадки сами указатели, а то и вовсе старается их игнорить, пока может. Дин – не исключение.

По Юнгу, невроз - это "замена узаконенному страданию", а еще - "знак, запрещающий въезд на неверный путь, и увещевание в необходимости личностного процесса исцеления". Для Дина это страдание и этот путь, очевидно, - убийство. Динова специфическая фобия, которую он давным-давно геройски преодолел во имя высших ценностей, боясь самого этого преодоления. ("Ради тебя и отца я готов на все, это пугает меня иногда"). Шаг за шагом он пытается идти прежним неверным путем, а сопротивление растет, он не может убить оборотня, как когда-то не мог убить штригу, не говоря о Бемби, и он разряжает обойму в Оливию, потому что у него опять нет выбора: безоружный Сэм на мушке, и Дин ведь не врет, когда говорит, что старался сделать все правильно, просто чуть-чуть перестарался.

Персеверация – повторение действия, утратившего свой начальный смысл. Ритуал заклинания страха. Дин не боится, не боится, не боится убивать. Он же привык. Сэм же восторгался и подражал именно этому навыку. У него же нет выбора.

Ведь у него нет выбора?

И. П. Павлов считал, что невроз навязчивых состояний может случиться с кем угодно, но чаще всего он возникает у людей мыслительного "истинно человеческого типа". К тому же он связан с БАР через тревожность и часто присутствует в его структуре. Дину он тоже знаком не понаслышке, правда, в виде навязчивых мыслей и образов, а не компульсий.

Чем больше натура Дина постигает себя, тем больше усилий требуется, чтобы подчинить ее обветшавшим ценностям, которые давно уже сродни "драгоценному" цирконию и тайваньскому "серебру", хотя юным девам с Каллиопой они сходят за настоящие. Но то, что уместно на сцене, не годится в жизни. Душа противится узаконенному и завизированному Меткой страданию, а разум уныло говорит: выхода нет, выбора нет, и смысла в мучительном самокопании тоже нет. Убийство временно разрешает конфликт, подтверждая самооценку чудовища, и наступает какое-никакое облегчение. Смерть как наркотик; если Дин не сумеет разорвать порочный круг своего пустого бытия, так и будет гоняться за дозой до конца дней. Эта провокационная реплика величества продолжила цикл весьма поучительных психоаналитических заметок Эго, длящихся с 8-го, а если совсем точно – то аж с 3-го сезона.

Почему именно сейчас этот несвежий внутренний конфликт так обострился?

Потому что Дин вернулся из замечательного отпуска.

За последние пару лет он вместо самоисцеления предпринял две попытки исцелить окружение, влив новое вино в старые мехи. Обе закончились катастрофами: рухнули Небеса, погиб Кевин. Мечта лишить свой психоверсум Эго-структуры, сделав Эго "человеком", вернулась бумерангом: Кроули устоял, но кое-что из опыта почерпнул и человека своего отблагодарил, одолжив ему на пару месяцев собственную, "демоническую" сенсорику, личностно отстраненную, на минимуме аффекта. Для расширения кругозора. Заодно мы узнали, что же это такое загадочное "все человеческое" выжигает из душ Ад, по словам Руби. У Дина все вышло наоборот: в маниакально-депрессивных пыточных подвалах он остался человеком, зато земное счастье в кругу семьи да на любимой работе справилось быстрее и лучше Аластара.

Бункер, впрочем, тоже подземное сооружение.

СЭВ – это личностная деформация в результате поломок в системе "человек – человек". Трехфакторная модель синдрома описывает истощение эмоциональной сферы (расходы душевной энергии не восполняются адекватным откликом), редуктивную рационализацию (все запорол, ни на что не гожусь) и поведенческую деперсонализацию (не ждите от меня чуткости и нежности, не дохтур я вам больше, а демон).

Эта бяка тоже родственна БАР: первая стадия эмоционального выгорания весьма похожа на гипоманию, а дальше преобладает депрессивный окрас. Который, впрочем, в любой момент может обернуться издевательствами "выгоревшего" профи над теми, кого он по службе должен бы холить и лелеять. Зависит от ТТХ профи.

Burnout на фоне тяжелой депрессии с большой вероятностью вернул бы нам адского палача, а может, даже изваял диктатора, которого когда-то пророчил Захария и которым Дин без успеха попытался стать в конце прошлого сезона. Но "отпускной" Дин совершенно не стремился выплескивать агрессию или захватывать власть, и его детский фан-фан был куда безобиднее "вечного праздника" Лилит. Он даже не счел нужным изолироваться в свои внутренние подвалы: помереть – помер, а из мира живых не убыл. Демон оказался существом более безопасным, чем охотник. Этот неожиданный будто бы результат Кроули получил, скомбинировав два взаимоуравновешивающих снадобья: Метку aka эгосинтонная гипомания и демонизм aka эгоистичная невовлеченность в чужие заботы. Первая обеспечила пациенту чувство защищенности, вторая – покой, исключавшие какие бы то ни было атакующие инициативы. Уникальное для Дина состояние, всегда реагировавшего по эмотивному типу, отзывчивого на страдания других до патологии, до саморазрушения, на что бессознательные защитные механизмы и реагировали панической гиперкомпенсацией.

Теперь за дело взялась структура рангом повыше инстинктивных – ненавистное Дину Эго с его точными бухгалтерскими подсчетами. Оно решает оборонные задачи разумом, а не рефлексами. В самом деле, зачем же кромсать других, чтобы избавиться от боли, ежели достаточно не позволять кромсать себя. По сравнению с аффективными качелями СЭВ скучноват, но он работает. Беличье колесо на время остановилось, и картинка, смазанная постоянными напряжениями, аффектами, мельтешением событий, обрела четкость.  

Теперь она, однажды увиденная, вопреки желанию Дина ставит перед ним те самые проклятые бытийные вопросы: кто он, что делает, чего на самом деле хочет. Он всегда делал то, что нужно другим, а не чего хотел сам, и накосячил при этом, как не дай Чак никому. М. Буриш прав, и Кроули прав: чрезмерная зависимость от работы оборачивается экзистенциальной пустотой и отчаянием, а Дин горел на двух работах параллельно: воспитательской и спасательской, заработав сразу две профдеформации плюс наследие добрых предков – семейного монстра из-за шкафа.

На этот новый вызов Дину пока нечем ответить, кроме привычной попытки забыться все в той же работе и той же семье, и он делает вид, будто не видит "кирпича" над въездом в тупик и не слышит увещеваний в необходимости личностного исцеления. Искусственно сбалансированные костыли по-прежнему при нем: Метка поддерживает чуть приподнятый фон настроения, не требуя жертв, а сформировавшийся "демон" эгоизма внимательно следит из-за кулис за соблюдением эмоциональной дистанции.

И в каждой, буквально в каждой серии подчеркивается, как тихо в мире. С момента смерти Дина и ареста Метатрона – и до сих пор. Никакие печати не срываются, никакие прожорливые инстинкты не идут косяками на нерест, ангелы и демоны заняты делами домашними на своих этажах, девчата поют, семьи мирно грызутся. Самое время отдыхать, говорил Кася, торопясь к ожидавшей его девушке. Может быть даже, уйти на пенсию по выслуге лет?

Или мы чего-то не знаем, а рояль уже ждет в кустах.

Или мир затаился в ожидании решения Дина.

Ибо решать все равно придется: когда-нибудь Каин потребует сдержать данное ему слово.